Ответ на вопрос, почему Стивенсон так увлечен культурой и историей, можно найти, если посмотреть на отношения между юным Нилом и его дядей. Как уже упоминалось, Нил Стивенсон происходит из семьи, прямо-таки роившейся профессорами всех мастей. Его дядя также занимался наукой, преподавая историю в Университете штата Оклахома. Однажды профессор Джордж Ф. Дьюзбури (George F. Jewsburry), ибо о нем идет речь, встретился с племянником. Прежде чем написать совместными усилиями два романа, «Интерфейс» (“Interface”, 1994) и «Паутина» (“The Cobweb”, 1996), они жили в одном городе и, поскольку имели очень хорошие отношения, часто встречались и разговаривали друг с другом. Во время одной из таких встреч они обсудили книгу Тома Клэнси, а затем кто-то из них предложил вместе написать подобный триллер.
Причины были чисто меркантильные. Несмотря на успех «Лавины», много денег Нилу она ему не принесла, а читая Клэнси, он понял, что в принципе писательством можно неплохо зарабатывать. Если Клэнси заработал 170 миллионов долларов своим пером, почему они не могут этого сделать? Роман «Интерфейс», триллер о ближайшем будущем, вышел в свет в 1994 году, но ожидаемого успеха не имел.
Сам Стивенсон утверждает, что это произошло из-за личностей авторов. С обезоруживающей честностью он признает, что он и дядя просто-напросто не смогли написать триллер всерьез. Тем не менее, даже эта книга спустя четырнадцать лет добавила еще один кирпичик к построению образа Стивенсона как пророка: героиня книги, миссис Ричмонд, наконец становится первой чернокожей женщиной-президентом. То, что еще недавно казалось сюрреалистическим, 4 ноября 2008 года по крайней мере частично стало фактом. Впрочем, опубликованный двумя годами позже роман «Паутина» успеха также не добился.
Несмотря ни на что, личности дяди и других членов большой семьи повлияли на писателя до такой степени, что со временем, объединив все свои увлечения и интересы, он начал писать романы, в которых история играет огромную роль. Стивенсон также вел активную журналистскую деятельность, сотрудничая, среди прочих, с журналом “Wired”, где он занимался глобальными проблемами — как обычно, в контексте современных технологий и культуры. Очень часто его замечания оказывались чрезвычайно меткими. Когда весь мир восхищался тем, что Китай пусть медленно, но движется в сторону демократии, Нил трезво написал в статье «В Королевстве Мао Белл» (“In the Kingdom of Mao Bell or, Destroy the Users of the Waiting List”, 1994), что «миллиард китайцев используют современные технологии для создания самой быстрорастущей экономики в мире. Однако, хотя информация жаждет свободы, жаждут ли свободы сами китайцы?»
В то же время он обращал внимание читателей на то, что мир движется в довольно мрачном направлении. Нил Стивенсон удивляет своим взглядом на историю ХХ века, полную войн, множества жертв и разрушений, указывая на хорошие стороны века. Да, была Вторая мировая война, которая «бросила нас в объятия гонки ядерных вооружений и космической гонки, что, однако, привело к революции в электронике, компьютерах, привело к созданию Интернета; если символом предыдущей эпохи был человек с ружьем, то в 1940-2000 годах символом стал учёный, чудак, инженер. Недаром именно в это время процвела научная фантастика». Стивенсон говорит, что в мире после 11 сентября общество больше не смотрит на науку с таким увлечением; он даже описывает войну культур -- между теми, кто считает, что наука должна остановиться, и теми, кто хочет продвигать ее дальше и дальше.
А ученые находятся в центре идеологического спора.
Возможно, именно из таких наблюдений и был создан сюжет последнего романа Нила Стивенсона«Анафем» (“Anathem”, 2008). Его действие разворачивается на планете Арб, весьма похожей на Землю, а герои — в некотором роде ученые. На Арбе наука стала элитарной и доступной лишь для живущих в закрытых монашеских общинах математиков, физиков и философов. Отрезанные от секуляризованного внешнего мира, они живут в своеобразных монастырях, производя вручную расчеты и занимаясь исследованиями. В эти монастыри регулярно -- каждые десять или сто лет, в зависимости от монастыря -- пускают «обычных» людей.
Главный герой романа, юный «фраа» по имени Эразмус, именно таким образом попал в свой монастырь. В мир, в котором студенты жили на протяжении трех тысячелетий вдали от падающих империй и насилия, защищенные каменными стенами и воистину средневековыми ритуалами, навязывающими соответствующий повседневный порядок. Хотя по крайней мере трижды в истории сообщество математиков подверглось опустошению, они сумели выжить и продолжали жить в изоляции. Пока однажды мир Арба и люди, живущие вне пространства, ограниченного монастырскими стенами, это секуляризованное общество, чрезвычайно зависимое от технологий, не столкнутся с катастрофой, которую они не смогут остановить самостоятельно. Юный Эразмус вместе с друзьями и наставниками должен столкнуться с угрозой и отправиться в поистине Одиссеево путешествие по самым отдаленным и опасным уголкам планеты и за ее пределы.
Западные рецензенты подчеркивают размах романа. Стивенсон здесь играет не только с физикой, но и с эволюцией языка. Изменения в языке были настолько значительными, что автор решил создать специальный словарь, объясняющий значение слов, использованных в книге. При этом он был категорически против его включения в состав книги, поскольку считал, что книга должна напоминать головоломку. Только когда один из первых читателей «Анафема» попросил разъяснить некоторые слова, Стивенсон уступил.
Идея «Анафема» пришла Стивенсону десять лет назад, когда он разговаривал с друзьями о часах. Дэнни Хиллс и Стюард Брэнд предложили сотворить так называемые часы тысячелетий, работающие на природной энергии и имеющие «годовые» и «столетние» стрелки; если бы это были часы с кукушкой, сказал Хиллис, птица выходила бы и куковала один раз в тысячелетие.
(На фото: в центре Дэнни Хиллс, справа Стюарт Бранд)
Этот гигантский проект по его мысли был бы призван напоминать людям о ходе времени и заставить их мыслить в долгосрочной перспективе. Такие часы должны были прослужить десять тысяч лет. А какое отношение Нил Стивенсон имеет к Часам веков? Писателю было предложено разработать проект.
И Стивенсон сделал это.
Автор «Алмазного века» предложил построить часы в виде своеобразного аналога Стоунхенджа, окруженного со всех сторон стенами с дверями в них. Стрелки часов соединены со входом с помощью сложных механизмов, и когда приходит указанное время, часы открывают ворота, позволяя потенциальным зрителям войти. Проблема в том, что открытие ворот не длится вечно и нужно вовремя выйти наружу, чтобы не оказаться отрезанным от мира.
Прошло много времени с тех пор, как в 1990-х годах была озвучена идея создания часов-миллениумов, а механизм до сих пор не создан, хотя в небольшом масштабе построено два прототипа подобных часов. На данный момент ответственный за строительство фонд “Long Now Foundation” купил участок земли в Неваде и намеревается построить там часы соответствующего монументального масштаба.
Однако это не значит, что Стивенсон забыл о проекте. Через несколько лет после оглашения идеи Хиллса, в перерывах между написанием очередных романов, Нил вспомнил о проектировании тысячелетних часов и решил поместить ученых в аналогичное здание: так появился «Анафем».
В настоящее время Стивенсон занят продвижением «Анафема», и это приносит свои плоды. Книга заняла первое место в престижном списке бестселлеров “New York Times” и шестьдесят пятое место во всех категориях на “Amazon”-е.
Возможно, это тоже побочный эффект фанатской работы, потому что о книге много говорили еще до ее премьеры; перед премьерой был снят даже рекламный трейлер. Его можно просмотреть по адресу http://www.nealstephenson.com/anathem. Мультимедийная «Анафема» идет дальше: вместе с книгой был написан атмосферный саундтрек, который размещен на официальном сайте романа.
Поклонники Нила Стивенсона наверняка спросят, когда выйдет его следующий роман. Автор не оставляет сомнений: главное для него сейчас –«раскрутка» «Анафема» и наблюдение над подготовкой к съемкам телефильма по мотивам «Алмазного века». Этот последний проект требует большего внимания, поскольку работа над сценарием была застопорена пресловутой забастовкой голливудских сценаристов. Премьера польского издания «Анафема» состоится 21 октября: рецензию на книгу можно прочитать уже в этом номере журнала “Nowa Fantastyka”
10. В рубрике «Publicystyka” напечатана статья польского журналиста Яна Жераньского/Jam Żerański, которая носит название:
УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ НИЛА СТИВЕНСОНА
(Dziwna historia Neala Stephensona)
Мне улыбается с фотографии лысый чернобородый пожилой мужчина. В черном костюме и с книгой в руке, он мог бы ассоциироваться с уважаемым политиком. Между тем он писатель, и очень хороший писатель. Это Нил Стивенсон, один из самых известных в мире авторов научной фантастики, каждая его книга продвигает жанр вперед на световые годы. Давайте же посмотрим на его путь к славе.
В начале была строка кода... а затем Нил Стивенсон
Нил Стивенсон родился почти полвека назад – в Хэллоуин 1959 года, в семье, известной научными традициями. Пока его мать проводила многие часы в биохимической лаборатории, отец преподавал инженерное дело в университете, а его бабушки и дедушки как по отцовской, так и материнской линиям трудились в качестве физиков и биохимиков. Поэтому легко было предсказать, что наука увлечет юного Нила. И действительно, после окончания престижного лицея Эймса в 1977 году, считающегося сейчас одной из лучших средних школ США, он изучал физику и одновременно с этим занимался географией. Несмотря на получение высшего образования в 1981 году, Нил не пошел по стопам своей семьи и вместо того, чтобы стать ученым, специализирующимся в точных науках, или хотя бы историком, как его дядя, к которому мы еще вернемся, он решил посвятить себя чему-то другому: некоторое время работал консультантом в компании “Blue Origin” и занимался земледелием.
А в свободное время писал.
Первоначально Стивенсон не планировал заниматься писательской деятельностью всерьез. И уж точно не собирался становиться писателем-фантастом. Так почему же он не стал учёным, как его родители и дедушки с бабушками? Он сам признает, что это было довольно необычно: тем более, что он считает самого себя фанатом науки. «Я знаю людей, которые дошли до определенного момента в своей научной карьере, а затем регрессировали, потому что переступили порог гиперспециализации. Я еще не дошел до этого момента, -- говорит он. – Я маньяк (науки). То, что произошло со мной, очень необычно. Я был уже на пути к тому, чтобы стать уважаемым ученым, когда меня вдруг опубликовали. И это именно то, чем я занимаюсь и по сей день. Я написал два романа, которые никто не опубликовал, а потом все же был издан роман «Большое У» (“Big U”, 1984), который, однако, продавался лишь в следовых количествах.
Потом я написал еще один роман, настоящее дерьмо, который, к счастью, никто не напечатал. Издатели опубликовали роман «Зодиак» (“Zodiac: An Eco-triller”, 1988), но он опять же продавался ни шатко, ни валко;
затем я написал еще нечто, не нашедшее покупателя. И, наконец, попал в яблочко с «Лавиной» (“Snow Crash”, 1992) – и все изменилось».
Опубликованная в 1992 году «Лавина» стала культовым романом, который не только первым достиг художественного и коммерческого успеха, но и вместе с «Алмазным веком» (“The Diamond Age or, a Young Lady’s Illustrated Primer”, 1995) превратил Нила Стивенсона в глазах читателя в пророка и провидца.
Даже спустя годы в интервью — к потехе самого писателя, -- журналисты спрашивают его об этом, хотя сам он, не боясь высказывать свое мнение относительно эволюции культуры и науки, не считает себя провидцем и относится к себе достаточно сдержанно. В интервью журналу “Der Spiegel” он говорит о себе следующее: «Я не пророк, а человек, который сидит в одиночестве и записывает разные вещи. А потом я отправляю эти вещи электронной почтой — и теперь я тоже это делаю, -- и кто-то эти вещи печатает. И каждые четыре года я отправляюсь в книжный тур по миру. Но я не пророк».
Иногда трудно в это поверить, потому что Стивенсону удалось-таки кое-что предсказать. Хотя мы и живем отнюдь не в неовикторианском мире, в котором нанотехнологии поистине дрекслеровских масштабов правят миром, как это имеет место в «Алмазном веке», однако, на что указывают различные журналисты, Стивенсон предсказал развитие хотя бы электронных книг и их использование для детского развития.
И сегодня, продвигая этот рынок дальше, он бесплатно публикует свои книги в Интернете — недавно издатель Нила опубликовал электронную бесплатную версию «Криптономикона» (“Cryptonomicon”, 1999). Стивенсон говорит, что в его предвидении нет ничего необычного. «Многих людей в той или иной степени вдохновило видение “Алмазного века”, меня это радует. Но основная идея сводилась к простой мысли о том, что технологию можно использовать для обучения людей».
Стивенсон, вероятно, первый писатель, который в 1990-е годы предпринял попытку описать влияние новых технологий на культуру и наоборот – культуры на технологии -- и представил эту картину в столь полном и огромном масштабе. Воспитанная титульным криптоптоаналитическим словарем, Нелл непосредственно участвует в эволюции культуры и видит, как культура определяет развитие науки. Это характерная черта творчества Стивенсона. Он к тому же один из тех немногих авторов, которые не боятся описывать изменения в масштабах целых цивилизаций; изменения не только в отношении эволюции науки, но и важных составляющих общества — языка, экономики и культуры.
В «Лавине» также наблюдается этот калейдоскоп идей. Этот, казалось бы, киберпанк-роман в стиле Гибсона, с хакерами, виртуальной реальностью и прочими элементами, характерными для фантастической условности, быстро превращается в нечто большее. Стивенсон, несмотря на гротескный подход и галопирующее действие, смело вторгается в метафизику и информатику, странствуя по таким экзотическим неизведанным землям, как шумерская мифология. Несмотря на видение технологически развитых культур, описанное в обоих романах, он очень старомодный автор. В то время как другие писатели используют компьютеры и пишут книги преимущественно путем набора текста с помощью клавиатуры, Нил для работы использует... авторучку. В это трудно поверить, но это правда. Оригинальная рукопись всего цикла «Барочного цикла» (“Baroque Cycle”), сложенная стопкой, выше многих шкафов. Хотя, конечно, Стивенсон использует в работе также и компьютер.
Стивенсон начинает работу с написания от руки десяти или пятнадцати страниц. Затем, на следующий день, он возвращается к написанному фрагменту, исправляет его шариковой ручкой другого цвета и пишет еще десять или пятнадцать страниц.
Стивенсон также использовал старомодные методы сбора данных при создании «Барочного цикла» и «Криптономикона». Он признает при этом, что ему исключительно повезло, поскольку он знает английский язык, и большая часть материалов была доступна в библиотеках и книжных магазинах. А если он чего-то не знал, то путешествовал, чтобы получить знания. Однако превеликое множество персонажей и дат, фигурирующих в этих монументальных произведениях, заставило автора создать множество заметок. В этом случае Стивенсон использовал метод, когда-то разработанный итальянским семиотиком и писателем Умберто Эко, — он тщательно расписывал метрические данные и составлял подробные справки, содержащие комментарии к прочитанным им произведениям. Несколько исписанных таким образом тетрадей он дополнил таблицами и схемами, показывающими, что и когда произошло. Все подготовленное, включая более или менее разработанный план событий, он сложил в три толстые сегрегаторные папки. Это удивительный подход к творческому процессу, ведь Стивенсон какое-то время трудился программистом и, казалось бы, работать ему следует в основном с использованием современных технологий. Возможно, старомодный стиль письма является результатом взглядов Нила на культуру и цивилизацию: автор «Лавины» утверждает, что, по сути, наш мир ничем не отличается от того, в котором жили шумеры.
Понимая важность компьютеров и информационных технологий в целом, он обращает внимание на проблемы, связанные с прогрессом. В тексте «В начале была командная строка» (“In the Beginning There Was a Comand Line”) он прямо указывает на причины мировых проблем, обвиняя человечество в создании все более многочисленной группы невежественных людей, наркотически зависимых от телевидения и не имеющих никакой иной культуры, кроме глобальной, сформированной средствами массовой информации.
О людях, замкнутых для идей и мира, об этих живых воплощениях английского словосочетания «coach potatoes», он прямо говорит, что они облажались. При этом он тщательно избегает протаскивания в романах собственного видения мира. По его словам, писатель должен уметь смотреть на мир многими глазами, и если он ограничивается только собственной идеологией, то попросту выставляет себя дураком.
облако тэгов
